«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл - Эдит Несбит
– Принуждения силой не будет, – принялся растолковывать Освальд, который теперь стал капитаном разбойников, потому что Г. О., когда мы играем в захват заложника, предпочитает изображать лейтенанта. – Ты без всякого принуждения силой просто-напросто будешь брошен в глубокую подземную темницу, где ползают жабы и змеи и свет почти не просачивается сквозь узкое маленькое зарешеченное окошко. Тебя всего обмотают цепями. С ног до головы. Только не начинай, малышок, снова плакать. Слезами не поможешь. Постелью тебе послужит солома, рядом с тобой твой тюремщик поставит жбан, полный воды. Да не пугайся, глупыш. Жбан – это всего лишь кувшин, он не укусит. А глодать ты будешь заплесневелую корку.
Но соседский Альберт не умеет проникнуться духом игры, поэтому он по-прежнему продолжал канючить насчёт чая, который ему давно пора выпить.
Тут Освальд, суровый, но справедливый, решил явить пленнику акт милосердия, тем более что мы все сами успели порядком проголодаться, да и стол к чаю Элиза уже накрыла.
Короче, мы приступили к еде. Вместе с соседским Альбертом. И отдали ему весь абрикосовый джем, который ещё оставался в четырёхфунтовой банке, купленной нами из денег за стихи Ноэля. А также пожертвовали пленнику все недоеденные корочки.
Соседский Альберт здорово нам надоел, хотя вы бы не придумали лучшей темницы, чем наша. Мы не стали запирать этого нюню в угольном подвале, как сперва собирались, а выделили ему угол комнаты, огороженный старым проволочным детским манежиком и стульями. Когда же он пожаловался, что цепи слишком холодные, Элис предупредительно подогрела их как следует на огне, и только потом мы обмотали его цепями.
Затем мы принесли соломенные короба от бутылок вина, которые кто-то прислал однажды отцу на Рождество. С тех пор прошло несколько лет, но короба ещё были вполне хороши. Я имею в виду для того, чтобы их разодрать на части и разбросать по полу.
Работали мы над этим долго, зато соломенная подстилка вышла на зависть, но от Альберта никакой благодарности за наш труд мы не дождались. Похоже, ему ещё учиться и учиться воздавать людям за заботу.
В качестве деревянной плошки, на которую полагается класть корки для пленника, мы воспользовались доской для нарезания хлеба. Правда, плесень на корках отсутствовала, что было против правил, но не могли же мы ждать, пока они заплесневеют?
Жбан с водой мы удачно заменили кувшином для умывания из комнаты, где никто не живёт, однако и после этого соседский Альберт не пожелал разделить с нами счастья.
Он выл, рыдал и пытался вырваться. Опрокинул жбан и топтал корки, только-только начавшие плесневеть. Хорошо ещё, в жбане не оказалось воды (мы забыли её налить), так что на пол только посыпались пауки да пыль.
В общем, пришлось нам связать соседского Альберта бельевой верёвкой из задней кухни. Несносным своим поведением он, на горе себе, вынудил нас торопиться.
Прояви этот хныкальщик чуть больше покладистости и не опрокинь кувшин, мы бы дали его спасти преданному пажу, в которого уже переодевался Ноэль. Увы, нам волей-неволей пришлось прибегнуть к иному способу.
Мы вырвали из старой тетради листок бумаги и заставили Г. О. уколоть себе большой палец. Он ведь наш младший братик, и наш долг научить его храбрости. Мы, остальные, уколоть себя не боимся. Кучу раз это делали.
Г. О. был недоволен, но согласился. Мне, правда, пришлось немножко ему помочь, потому что он слишком медлил. Зато, как я и предсказывал, страшно возгордился при виде красной бусины крови, которая всё росла и округлялась, по мере того как я сдавливал его большой палец.
И вот мы написали послание кровью Г. О., которая у нас, правда, кончилась на слове «возвращён», так что дописывать нам пришлось краской «алое озеро», а она не совсем того же цвета, хотя я всегда ею и пользуюсь, когда рисую раны.
Освальд ещё писал, когда до него донеслось, как Элис шепчет пленнику: это, мол, просто игра, и скоро всё кончится. Пленник прекратил выть, и я прикинулся, будто шёпота её не расслышал. Капитанам разбойников, знаете ли, порой приходится закрывать глаза на кое-какие проделки своей команды. А письмо получилось такое:
Альберт Моррисон захвачен в плен разбойниками. При условии выплаты трёх тысяч фунтов он вновь обретёт свободу, вернётся к своим скорбящим родственникам и всё будет забыто и прощено.
Насчёт «забыто и прощено» я сначала несколько сомневался, но когда Дикки сказал, что точно такую же приписку видел в газете, сомнения у меня отпали.
Отнести письмо соседям для миссис Моррисон мы позволили Г. О. Это было по справедливости. Писали ведь его кровью.
Г. О. вернулся довольно быстро, а с ним вместе пришёл дядя соседского Альберта.
– Как это понимать, Альберт? – воскликнул он. – Увы-увы, мой племянник. Неужто ты оказался в плену у банды грабителей?
– Разбойников, – поправил его Г. О. – Там ведь у нас было написано: «разбойников».
– Прошу прощения, джентльмены, – извинился дядя соседского Альберта. – Разумеется, вы разбойники. Вот, Альберт, какие ты пожинаешь плоды своей самовольной погони за чучелом – очень, конечно, захватывающего удовольствия, от которого тем не менее любящая мать тебя категорически призывала отказаться.
Альберт в ответ заявил, что не виноват и совсем не хотел играть.
– К тому же ты ещё и не раскаиваешься, – вздохнул дядя. – А где же темница?
Мы дали ему исчерпывающие объяснения про темницу, показали соломенную подстилку, жбан, плесневеющие корки и всё остальное.
– Очень недурно и продумано до мелочей, – похвалил он. – Тебе, Альберт, предоставили условия куда лучшие, чем были когда-либо у меня. Я в твоём возрасте мог только мечтать о такой великолепной темнице, но мне ни разу никто ничего подобного не устраивал. Пожалуй, оставлю-ка я тебя здесь.
Альберт усилил вой и принялся уверять, что ему очень жаль и он теперь навсегда станет хорошим мальчиком.
– Полагаешь, эти твои старые и столь хорошо мне знакомые клятвы есть достаточный повод, чтобы тебя выкупить? Если честно, племянник, я сомневаюсь, стоишь ли ты такого. Кроме того, сумма, означенная в письме, мне представляется сильно завышенной. Три тысячи фунтов за Альберта чересчур много. К тому же по странному и несчастливому стечению обстоятельств, я не захватил с собой таких денег. Вы на выкуп поменьше не согласитесь?
Мы ответили, что, возможно, и согласимся.
– Ну, скажем, если я вам предложу восемь пенсов? – продолжал дядя Альберта. – Это вся мелочь, которая у меня при себе имеется.
